– Подозреваешь, она вынашивает план заманить Никиту к себе во Францию?
Я похолодела от такого предположения. Самый худший вариант, прогнозируемый мною: Генриэтт покуражится с русским парнем, развлечется от души и отправится восвояси. А мы с Никитой останемся тосковать на руинах нашей любви, растоптанной и поруганной.
Но представить, что эта стервятница вонзит когти в добычу и утащит ее в свое заграничное гнездо, у меня не хватило творческого воображения…
– У них ведь с мужиками в Европе совсем туго, – компетентно заявила Ириша.
– Почему? – выдавила я растерянно. – Это у нас в России треть мужчин сидит, треть – пьет. А в Европе-то все прекрасно.
– Да уж, конечно! Там одни голубые. Или иммигранты. Или психи. Амбициозной, хорошо зарабатывающей француженке не так-то просто найти себе равного партнера.
– И что, давайте все будем в Россию за мужчинами ездить! – желчно воскликнула я. И замолчала на целых полтора километра, осмысливая мрачную перспективу одиночества. Генриэтт переманит Никиту во Францию – и он там отлично приживется с его свободным французским и любовью к шардоне. А я останусь одна.
Не хочу!
Я уже была одинока.
Больше не надо!
– Ты уверена, что на этой дороге сто десять километров в час – максимально удобная скорость? – спросила я, с опаской посмотрев на спидометр. Автомобиль мчался по кочкам, подпрыгивая, взлетая, оставляя за собой песчаный шлейф. Кругом простирались зеленые поля, засеянные кукурузой, вблизи темнел лес.
– Мы почти на месте. Если ничего не перепутали. Сейчас увидим это Корсавино.
И мы действительно въехали в крошечную деревеньку – вдоль дороги располагалось всего четыре дома. Старые, давно не крашенные деревянные заборы, покосившиеся черные избушки, бурьян выше головы – от картины безысходного запустения и умирания защемило сердце.
– Вот, улица Ленина. Единственная. Она нам и нужна. А номер дома я все равно не знаю, – пробубнила Ириша. – Попробуем наугад.
И нам повезло!
(Хотя, как впоследствии выяснилось, не очень.)
Мы вылезли из машины и выбрали для атаки самый приличный забор – ровный, плотный. Эта резиденция явно была обитаема. Через забор свешивались ветви яблонь с яблоками – пока еще некрупными, светло-зелеными, листву пронизывали насквозь яркие и ликующие солнечные лучи.
– Послушай, какая тишина, – сказала Ирина. Ее рука, сжатая в кулак, замерла в сантиметре от облупленной поверхности калитки.
Тишина, разлитая в воздухе, нарушаемая только звуками природы – пением птиц, шуршанием сосен, – воспринималась нами, городскими жителями, как утонченное наслаждение.
– Красота, правда? – посмотрела на меня Ириша и постучала в дверь.
Никто не ответил.
Через секунду Ирина начала колотить в калитку столь яростно, словно собиралась выломать и ее, и часть забора.
– Полегче, подруга, – попросила я. – Вряд ли баба Катя проникнется к нам пиететом, если мы порушим ей всю архитектуру.
– А вдруг это вовсе не ее дом?
– И что? Можно громить? Ну, прихватила бы тогда с собой ракетно-зенитный комплекс. Мы бы быстро снесли этот забор. А заодно и хибарку.
Из глубины сада донесся дребезжащий голос: «Иду-иду!» – и вскоре калитка осторожно приоткрылась на два миллиметра.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Ирина. – Мы ищем бабу Катю.
– Это я, – с готовностью отозвалась старушка и распахнула дверь. – Проходите! Не стойте на пороге. Сюда, сюда!
Удивленные теплым приемом, мы вторглись во владения пророчицы. Бабуля вовсе не выглядела нелюдимой, как предупреждали Ирину, и не торопилась спускать на нас цепных псов. Впрочем, их у нее и не было.
– Значит, вы – баба Катя, – для верности уточнила Ирина.
– Я, внученьки, я, – закивала старушка. – Ой, сам Бог вас послал, родные!
– Что случилось? – испугались мы.
– Да совсем я одна осталась, – объяснила баба Катя. – Вы мне не поможете? Вы, я вижу, на машине…
Мы с Ириной переглянулись: причина столь радушного приема становилась нам понятной. Бабуля-ясновидящая, вероятно, попала в безвыходное положение, а тут и мы подоспели. Пришлось старушке спрятать в карман свое мизантропство и просить о помощи.
– Конечно! – в два голоса воскликнули мы. – Конечно! Что нужно сделать?
– В аптеку бы съездить, – просительно проныла ясновидящая. – У меня препараты кончились. Раньше мне Петр Иванович или Андрей Кузьмич привозили… Но Петр Иванович сейчас в городе, в больнице. Уж не знаю, когда выпишут. Сильно приболел, так сильно… У нас ведь тут всего четыре избы. Петр Иванович, значит, в больнице теперь. Андрей Кузьмич к детям уехал в гости, тоже раньше чем через месяц не вернется. Далеко уехал, на Алтай. Остались я да Антонина. Антонине – девяносто, ей самой забота требуется. А у меня лекарство кончилось, да и в магазин надо. Все припасы подъела, крошки собираю… Я уж тут не знаю, что делать. Аптека и магазин в райцентре, вы мимо обязательно проезжали. Съездите, внученьки, а?
Да, мы проезжали через райцентр. До него было где-то двадцать километров. Туда и обратно – сорок. По дороге, похожей на стиральную доску…
– Конечно, мы съездим! – страстно закивала Ирина. Ради установления теплых отношений с гадалкой она бы сейчас слетала в Австралию за свежим стейком из кенгуру, если б ее об этом попросили. – А хотите, вас довезем?
– Ой, нет, нет! – замахала руками бабуля. – Растрясет меня, костей не соберу. Вы езжайте, внученьки, я вам список дам, ладно? Вот это для меня, а это – для Антонины. Я списочек-то для Петра Ивановича приготовила, он у нас как дед Мазай. Курсирует – туда-сюда, туда-сюда. А мы с Антониной, как зайцы, его дожидаемся. Но вот в больницу попал наш Петенька. Не знаю… А вот денежки. – Баба Катя протянула завернутые в платочек рубли.